Марат. История одной души (СИ) - Страница 33

Пока Марат, сгорбившись, сидел на камнях, кто-то из туристов швырнул в него мелочь. Монеты отскочили от его головы и спины. Звонко раскатились по ступеням. Вернув себе нож, подросток собрал мелочь. Он принес ее Намон.

Старуха взяла деньги, покачала их на ладони, а потом посмотрела на Марата. На него нахлынул ужас.

— Два франка, — сказала она. — Ты, наверное, ошибся.

— Завтра будет больше, — заявил Марат.

Намон вернула ему деньги.

— Купи себе поесть, — посоветовала она, — иначе не сможешь работать. Но не смей меня обмануть.

Больше Марат не ошибался. Он нашел себе слабую женщину с глупым охранником. Потом еще и еще.

За последние месяцы его жизнь стала другой. Уже с середины зимы он был свободен от своего долга. Старуха Намон оказалась права. Он легко отработал ей свое спасение.

У него больше не было дома. Он почти не имел вещей. Свободное время он проводил на ступенях отеля. Он ждал — несколько минут или много часов — но однажды замечал, как взгляд одной из богатых распутниц останавливается на его лице. Иногда женщины сразу клали руку ему между ног. Они хотели знать, что покупают. Член Марата резко вставал под нажимом их пальчиков. Их взгляд становился влажным. Белая сука и смуглый подросток поднимались по мраморным ступеням огромного парадного подъезда и входили в отель.

Первую неделю Марат замечал разницу между женщинами и номерами. Потом все они стерлись. Во всех апартаментах были ванны — роскошные или не слишком. Иногда Марат пользовался ими, но чаще предпочитал уходить грязным. Ему нравилось чувствовать, как его кожа пропитывается запахами вина и спермы, духов и сигарет, крови и пота. Он ненавидел только запахи болезни, которые напоминали ему о матери. Он всегда смывал с себя запах кала и гнилостный запашок старушечьих поцелуев.

Ночью, если клиентка не хотела спать с ним до утра, Марат покидал фешенебельный отель, чтобы сменить его пышные ложа на жесткие нары дешевой опиумной курильни. Он засыпал легким стремительным сном, чувствуя в своем горле вкус сладкого дыма.

Иногда, в предутренние часы, он просыпался от боли в спине. Она была бесконечной и дрожью отдавалась во всем теле, эта отметина, оставленная отцом Клавинго. Корчась на деревянных ложах опиумной курильни, Марат думал о том, что Гилла забрался далеко, поставил свой росчерк на его ребра и кишки. Но боль была не всесильна. Ее прогонял холод. Ее прогонял опий. Наркотик, когда его было много, мог творить чудеса.

Сгибая руки, сжимая зубы, поднимая тяжести, имея женщин, Марат ощущал, как холодеют его мышцы. После трех или четырех трубок он становился сильным, а все вокруг делалось медленным. После трех или четырех трубок он не ошибался, всегда выбирал нужную женщину.

Но сейчас было поганое похмельное утро. И хотя болела только голова, а не спина, Марат знал, что ему снова нужен опий.

* * *

Он натянул штаны и вернулся в номер. Женщины по-прежнему спали. Комната пропахла их болезненным похмельем. Марат испытал отвращение при мысли, что так же сейчас пахнет и его тело, которое пролежало всю ночь в этой постели. Он был бы рад помыться, но душ означал отсутствие денег. Нет денег — нет опия. А это значит боль, плохое настроение и неудачи. Он снова припал к воде, потом нашел свою рубашку. У него была дорогая рубашка. Он больше ничего не штопал. Он часто покупал вещи и часто их портил или терял. Ему негде было хранить свой гардероб. Он одевался прямо в магазине. Иногда он шел к реке и в каком-нибудь диком месте, где не было насмешливых девушек, стирал свою одежду.

Марат со злобой вспомнил, как охранник в первом магазине, куда он пришел, пытался выставить его за дверь со словами о том, что сюда не ходят просто поглазеть. Мужчина не верил, что у подростка есть деньги, пока тот не вывалил ему на стол ворох мятых бумажек.

Марат застегнул рубашку и заправил ее в брюки, потом присмотрелся к спящим. Он не хотел ошибиться. Веки одной из клиенток затрепетали. Она издала горлом влажный звук и закрыла рот. Нет, она спит. Он обшарил ее сумочку. Кошелек. В нем семьдесят франков и сто евро. Когда-то его напугало требование Намон заплатить ей двести франков. Теперь эти деньги казались ему смешными.

Вторая сумочка — пусто. Но у этой суки было платье с карманами. Марат обошел комнату и наткнулся на него. Сто пятьдесят американских долларов. Двести канадских франков. Мобильный телефон. Марат все рассовал по карманам, вернулся к ведерку с водой и снова попил.

На полу у постели валялись браслет и аляповатое ожерелье из полудрагоценных камней. Марат подобрал их и решил, что на этом хватит. Эта ночь обошлась им в такие деньги, на которые в Ямусукро живут три месяца или кутят три дня.

Он подошел к двери номера. Его ботинки лежали на краю белого ковра. Это были лишенные шнурков летние туфли. Марат не покупал обувь со шнурками, потому что не мог с ней справиться. Никто не учил его завязывать бантик. Он сунул ноги в ботинки и оглянулся. Клиентки дремали в глубоком забытьи. Он похлопал себя по хрустящим от денег карманам, убедился, что ожерелье не торчит, и заглянул в замочную скважину.

Глаз.

Марат вздрогнул.

— Воруешь? — удовлетворенным шепотом спросил охранник.

Марат набросил цепочку на крюк прежде, чем охранник успел открыть дверь. Цепочка натянулась с глухим ударом. В щель полезли пальцы.

— А ну без глупостей! — приказал охранник.

Марат плечом ударил в дверь. Пальцы хрустнули. Темнокожий громила заорал.

Марат знал, что из этого номера можно уйти по-другому. Главное — покинуть отель раньше, чем всполошатся солдаты на первом этаже. Туристы приезжают и уезжают. Они ничего не знают про тех, с кем спят. Наказания за воровство нет, если только тебя не ловят с поличным. Марат выскочил на балкон. Одна из клиенток что-то промычала ему вслед.