Марат. История одной души (СИ) - Страница 54

Он снова заглянул в лицо раненого, но тот уже был мертв. Его единственный глаз потух, на губах застыла странная улыбка. Он радовался, что перед смертью подстрелил врага. Марат оставил его, отыскал во дворе новую винтовку и пошел дальше. Его голова кружилась, но собор был уже совсем близко.

— Меня нельзя убить! — снова крикнул Марат, но голос почему-то подвел его, прозвучал тихо, и больше он не пытался кричать. Просто шел. Иногда его грудь сжималась от резкого спазма, он кашлял и сплевывал себе под ноги маленькие сгустки крови.

* * *

Скоро он ступил на асфальтированную площадь; здесь раньше останавливались туристические автобусы. Собор стоял перед ним — огромный, выстроенный посреди рукотворной каменной пустоши. Он был похож на крепость, окруженную концентрическими кругами оборонительных линий.

Ветер нес клубы дыма. На т-образных фонарных столбах трепетали праздничные флажки. Было пусто — ни одного человека, ни одной машины. Асфальтовый плац, сухой, горячий и голый, протянулся на сотни метров.

Марат шел. Пары столбов одна за другой оставались у него за спиной. Ему казалось, что собор смотрит на него. Он уже смотрел на него так. В то утро, когда он убил свою мать, и в тот момент, когда он смывал с себя кровь Клавинго. В каждый ясный день.

Территорию базилики окружала витая ограда. Марат вошел в распахнутые ворота. Еще одна линия обороны позади. Его армейские ботинки заскрипел по белому мрамору парадной аллеи.

Собор выставил свои посты. Навстречу пришельцу маршировали геометрические отряды клумб. Каждый ромб и квадрат был заряжен тысячей вялых, умирающих без полива красных цветочков. Солнце отражалось в полированных серых бордюрах.

Кровавые плевки Марата оставили на камнях кривой пунктир. Он шел, истекая кровью и холодным потом. Его трубка потухла, но он больше не зажигал ее, и она просто торчала из уголка его безумно улыбающегося рта.

Марат еще никогда не был так близко. Он увидел, как огромен Нотр-Дам-де-ла-Пэ. Длинные полукруглые портики, как крабьи клешни, вытянулись по сторонам от парадного входа, захватывая аллею в свое кольцо. Их колонны были в два раза выше и в сто раз толще фонарных столбов. Маленький купол каждой из четырех пристроенных к ним часовен превосходил своими размерами дом старика Роберта.

Марат прошел по выложенному в камне изображению голубя. Он не заметил его, потому что оно было слишком большим. Двадцатиметровые крылья священной птицы простирались к разным концам площади.

Марат слышал звуки своих шагов. Они попали в ловушку и негромким, но отчетливым эхом отражались от колонн и стен окружающих строений. «Я пришел», — подумал Марат. Эта мысль была исчерпывающей, последней. Он начал восхождение.

* * *

Под портиком парадного входа царила глубокая тень. Дневной свет, проходя через витражи, распадался на тысячи оттенков. Между колонн-башен легли голубые и розовые блики.

Врата Нотр-Дам-де-ла-Пэ были открыты. Марат, шатаясь, оперся об одну из створок. Его руки были перепачканы собственной кровью. На стеклянных дверях храма остались крошечные отпечатки человеческих ладоней. Они незаметно слились с узором витража.

— Бог, — неуверенно позвал Марат. Его негромкий хриплый голос ударным эхом распространился на все помещение.

— Ог, — строго ответил собор.

Внутренний зал был круглым. Места для прихожан — лавки из красного дерева — кругами охватывали алтарь. Марат замер посреди радиального прохода, соединившего алтарь с парадными вратами. Один мужчина посреди пространства, рассчитанного на три тысячи прихожан. Он был малюткой. Марат запрокинул голову. Колонны взметнулись в бесконечную вышину, а над ними была ребристая, раскрашенная разноцветными тенями поверхность купола. В ее центре поместился еще один витраж — силуэт голубя парил посреди золотого креста, разрезавшего голубой круг.

— Бог? — спросил Марат.

— Ог, — снова аукнулось ему.

Марата повело в сторону. Он схватился за спинку ближайшей лавки, теряя равновесие, прошел вглубь ряда и упал на сидения. Он повалился на спину. Огромный собор возвышался и кружился над ним, тихий и неуязвимый, нетронутый войной.

Марат лежал и слушал, как где-то далеко-далеко продолжает греметь канонада. Сколько людей умирает в эту минуту, в этот день, в этот год? Сколько из них убил он? Ничтожно малую часть.

Пальцы Марата разжались, и он выпустил автомат. Оружие с глухим лязгом упало на мрамор. Марат вытащил трубку из своего рта, сжал ее в кулаке, сложил руки на груди и замер. Он ни о чем не думал. Внутри собора не было звуков. Тишина казалась абсолютной, ватной, немой. Поглощенный ею, Марат лежал и смотрел, как медленно перемещаются по потолку неуловимые разноцветные контуры. Он был в центре всего. Он ждал. Собор должен был что-то сказать ему. Что-то кроме «Ог». И Марат мог ждать этого очень долго. Он мог лежать на этой лавке, пока не превратится в скелет.

Вдруг раздались шаги.

Какой-то человек прошел мимо, звякнул оружием и сел на одну из лавок ближе к центру храма. Марат не шевельнулся, чтобы посмотреть, кто это. Ему было все равно. Он наблюдал, как перемещаются тени.

Прошло еще какое-то время, и Марат услышал шаги второго человека. Они были легче и чаще, чем у предыдущего.

— Александр, прости, ты молишься? — осторожно поинтересовался пришедший. — Можно задать тебе два вопроса?

— Я не молюсь, — устало возразил другой. — Просто это красивое место. И здесь прохладнее, чем на улице.

Говорили по-английски. Голос второго показался Марату знакомым.